Он пел исключительно свои песни, предпочитал немного испанский стиль, где каждая песня - как серенада, где голос переливается сквозь потоки воздуха и с вершины обрушивается на головы ничего не подозревающих граждан... Он пел о любви и свободе, да о чем еще можно петь в неполных двадцать лет, снимая угол в столичном общежитии, имея за плечами музыкалку со всеми исходящими... Красными, замерзшими пальцами виртуозно пощипывал, перебирал, дразнил, манил и стискивал душу... Влюбленные парочки, смущенно улыбаясь, робко клали свернутые трубочкой купюры в его импровизированную копилку, сердобольные бабульки качали смешными капустными головами в вязаных шапках и сыпали горстью водопад монеток. Никто не оставался равнодушным, даже затравленные милицейские собаки с плачущими глазами подбирали под себя лапы и грустно ложились, доверяя морду холодному асфальту. Маэстро - так его прозвали постоянные обитатели Московской подземки, и его имя постепенно как-то стерлось, затерялось, выцвело. Звучное Маэстро заменило и имя, и отчество, и фамилию.
Талант.. Талантище... С детства. Гордые родители, немного ненавистное фортепьяно, но все же музыка засосала его, как трясина, заползла в глаза, в рот, в нос, в уши - и некуда было деться, потому что музыка жила в нем... Даже сидя в кинотеатре с любимой девушкой, метко отбивал ногой ритм и шептал новые и новые переходы... Даже когда в первой серьезной драке отключался, постанывая от точных ударов ног по почкам - наигрывал, напевал, мысленно - будущую песню, которая, ха, насмешка судьбы, стала излюбленной песней народа подземки.
А потом?