...В какой-то момент я превратился в загнанного пса, она раздавила меня, уничтожила, я бредил ею и во всем видел ее начало. При этом мне ни разу даже не достался ее поцелуй, я не знал запаха ее волос, и уж тем более не ведал полушарий ее груди. Я ревностно следил за ее передвижениями в институте, завидовал ее друзьям, с которыми она общалась, ходил на те же вечеринки, на которые ходила она, и всегда был рядом, когда ей что-то было нужно. Хотя ей не было нужно ничего. Она никогда ни о чем не просила и всегда относилась ко мне с холодком, смотрела, чуть отстраненно… А у меня мутнело в глазах, когда она облизывала губы…
Однажды, перед новым годом, я провожал ее с какой-то вечеринки. Был жуткий гололед, чему я был несказанно рад, ибо ей пришлось взять меня под руку, чтобы не рухнуть со своих высоченных шпилек. Я что-то рассказывал, а она смешно взвизгивала каждый раз, когда скользила по льду. Она держала меня под руку, и сквозь толщу своего пуховика и ее дубленки, я все же чувствовал ее тело, и от этого внутри поднималась сладкая и немного болезненная волна, напрягающая ширинку и мозг. Я рассказывал какие-то институтские байки, она слушала, чуть улыбалась, и дышала в свой пушистый шарф. Когда мы дошли до ее подъезда, я был готов расстаться с ней, как это происходило обычно, и, не глядя на нее, отряхивал рукав от снега. Она молчала и стояла, не уходила. Это было странно. Я взглянул на нее и поразился – она стояла и безотрывно глядела на меня, из-за прозрачности ее глаз, даже в свете тусклых зимних фонарей я заметил, какими широкими были ее зрачки. Сначала, я подумал, что ей плохо.
- Вика.. – позвал я – С тобой все в порядке?
- Поцелуй меня – вдруг сказала она и подалась вперед всем телом.
Стремительно, словно кто-то меня торопил или я боялся, что она передумает, я подхватил ее, прижал и стал жадно всасывать ее губы. Я даже не понял, отвечает ли она на мой поцелуй. Она потянула меня в подъезд, мы шли, не отрываясь друг от друга, натыкаясь на какие-то почтовые ящики, ручки дверей, какие-то железные банки… Мы поднялись в пролет между этажами, света не было, только с улицы сквозь подъездное окно проникал тусклый свет фонарей. Я оторвался от ее губ и посмотрел ей в лицо – волосы растрепались, глаза казались невероятно огромными и темными на бледном лице, она часто дышала открытым ртом и вцепилась в мои плечи так, что у нее, наверное, побелели костяшки пальцев. Я прижал ее к стене, распахнул ее дубленку и нагло и жадно полез под платье. Она не сопротивлялась, даже помогала мне, гибко закидывая ноги мне на поясницу. Белья на ней не было, я непослушными пальцами расстегнул ширинку и стал проникать в нее требовательными толчками. Через несколько минут все было кончено, я ослабил хватку, и она тяжело соскользнула на пол. Неспешно оправив платье и застегнув дубленку, она спокойно посмотрела мне в лицо. Мы оба молчали. Я был настолько ошеломлен произошедшим, что не знал, что сказать. Она же, казалось, была совсем не удивлена и абсолютно спокойна. Мы просто смотрели друг на друга, казалось, прошла целая вечность… Она шагнула ко мне и вдруг дала увесистую пощечину, и, не дав мне опомниться, быстро стала подниматься домой… Я не пошел за ней, так и стоял, чувствуя, как наливается кровью щека. Тогда я понял, что влюбился. Всерьез и надолго.