Потеряли меня? Да нет, конечно, кому я тут нужна то) Я отдыхала в Таиланде. Там норм, и неосень.

...происходят внезапно. Я не всегда и не у всех получаюсь хорошо. Я заметила, что я получаюсь хорошо у тех, кто меня любит. Не в смысле любит и жениться хочет, а чисто по человечески.
А сегодня в гости пришел парень-ди-джей, у меня во дворе клуб, и я туда частенько вечерами спускаюсь "отплясать" пару танцев, выпить коктейль, или просто покурить, поболтать. И вот сегодня я туда пошла, благополучно отплясала пару танцев, и парень ди-джей подарил мне бутылку коньяка) И я его позвала в гости.
Сидели, ржали, болтали. И он устроил мне фотосессию. Ну, на моей легендарной кухне с красным светом все любят фотографировать и фотографироваться. Я говорю: ну давай. Получилось много смешных фоток, где я кривляюсь И получилась еще вот эта, которую, как выразился К, можно помещать на сборник стихотворений - ибо одухотворенное литсо. Мне тоже понравилось

А которые смешные и красные (от лампы) я вам потом покажу)

У меня дома дурдом. Ну это, в принципе, не новость, тут же я живу - главное Дуро, по крайней мере, из всех моих знакомых. То есть они-то все умные, с ними все в порядке.
Так вот. Второй день у нас тут происходят голубиные истории, одна даже вообще себе криминал - с погоней, краткой перестрелкой и летальным исходом. Вчера моя флегматичная кошка каким-то чудохуем изловчилась и поймала на балконе голубя. Я услышала только шор-щор-шор крыльями, мряваау - это кыса сказала, и звук - бум! - как будто упало что-то тяжелое и тупое. Тяжелое и тупое - это была кошка, а бум - это она подпрыгнула так. Кошка, прикидывавшаяся флегматиком, оказалась циничной тварью и жестоким убивцем, потому что она сразу перегрызла голубю горло, а потом встала лапами ему на крылья и смотрела, как голубь умирает. Я тоже стояла и смотрела, и плакала, потому что голубя было очень жалко, и себя было жалко тоже, в голове пульсировал извечный женский вопрос: Как я могла полюбить такую скотину?
Потом я ждала, пока зверь отпустит тушку голубя, потому что из голубя текла кровь, а я очень к крови плохо отношусь, если только ее не переливают их хорошего тела в увечное, и если только она не запоздалые месячные, когда ты мысленно прикидываешь, с какой фамилией родится дитя и как жить дальше. А потом я вечером голубя похоронила. Ну, не то что бы... Закопала, горестно вздохнула, и пошла за сигаретами. С кошкй я долго не разговаривала. Но женское сердце оно такое: она пришла, потрогал меня лапой, подлезла головой под мою руку и очень серьезно на меня посмотрела, мол, ну да, я хищник и убивец, а хули ты хотела? Я же зверь. И я подумала, что моя кошка - это доктор Джекил и мистер Хайд, и раз уж я выбрала его, а она меня, придется полюбить обоих.
Сегодня ничего не предвещало беды. Я лежала на своей большой кровати и работала, - охренительно звучит, будто я тайская массажистка, чемпион мира по мастурбации, идущая на очередной рекорд или частная проститутка. На самом деле все гораздо скучнее - я работала за ноутбуком. И вот пошла я попить водички или покурить - не суть важно, захожу на кухню и вуаля. На моем круглом дубовом столе (гордость нашей маленькой семьи) сидел голубь. Нет, слава богу, не вчерашний, он не восстал из мертвых и не пришел мстить. Это был уже новый голубь, который зашел к нам через открытую балконную дверь, насрал на мою скатерть и на мою боязнь всех крылатых существ, а так же на наличие в моей квартире кота.
И вот я стою и на него смотрю И он на меня смотрит. И как в кино- сзади по линолеуму мило и медленно цокают коготки котика. И потом его разбег, мой крик "Нееееееет!", взмах голубиных крыльев и понеслааась! Кошка прыгала странными прыжками по кухне и ревела неразборчиво, иногда она напрыгивала на меня, потому что мы метались хаотично, как атомы. Голубь летал как сумасшедший гад, то и дело кидаясь на окна и жутко скрежеща по ним когтями. Я орала, бегала, прикрывала голову руками, потому что в юношестве я смотрела Хичкоковских "Птиц" и полотенцем махала голубю, аки славянка, которая прощается. Это я ему направление вылета указывала. Так мы метались минут 10, метались бы наверное и больше, если бы я не закрыла на кухне дверь, так что у голубя не было другого выхода. Описав над нами круг почета, он вылетел на балкон и полетел по своим делам. Я обессиленно уселась на полу, кошка досадливо лязгнула зубами и тоскливо смотрела в ту сторону, куда улетел голубь.
- Он улетел - назидательно сказала я кысе - Но обещал вернуться. Тьфу-тьфу-тьфу...

Может, моя квартира источает какие-то флюиды, которые приманивают голубей? Или мой кот - Кашпировский, и он усилием мысли их зовет, как сирены моряков? Или я совсем ебанулась и теперь являюсь лесной нимфой и ко мне летят птички и плывут рыбки? В общем, вот такие дела.

Давеча кормил меня один человек смачными рассказами о том, как оно, оказывается, в супружестве люди живут-поживают. Он пытался меня убедить в том, что все мужья изменяют женам. Доводы не новые, то есть привычная мужская отмазка: Я мущино, я полигамное. Дак и флаг тебе в жопу руки.
Возможно я романтик гребаный, но я вот верю, что когда любовь, когда эта женщина много для тебя значит, то не будешь ты ходить с половым хуем членом на перевес по улицам и искать кому бы вдуть приключений. А если женщина значит для тебя мало - дак и нечего было на ней жениться. Другое, конечно, дело, когда кто-то кого-то разлюбил, такое тоже часто встречается. Так приди ты к человеку и честно скажи: прости, не люблю. Лично я предпочла бы пережить один сердечный приступ, нежели мне годами наматывали бы вены на дверную ручку.
А вообще зреет у меня убеждение, что мужчины это полигамию свою на всякий случай при себе держат, как пути к отступлению. Многие много говорят, а сами полигамией своей и не пользуется. Есть, конечно, и другие экземпляры, у которых постоянный зуд причинного места, причем встречаются такие особи как среди мужчин, так и среди женщин.
Нет, всякое бывает, жизнь не малиновым вареньем вымазана. Ну, попутал бес. Так умный мужчина сделает это так, чтобы женщина ни словом ни духом ничего не заподозрила. Лично меня бы, возможно, даже больше факта самой измены взбесило бы то, что из меня делают идиотку.
Жизнь, конечно, не только секс, и глупо наверное разрушать крепкий тандем из-за случайно уличения в измене... Но вот лично мне было бы безумно больно оттого что его, такое все моё-моё, кто-то обнимал во сне, кто-то нюхал за ушком и кусал за нижнюю губу... Это же такое НАШЕ.
Не зарекаюсь. Всякое может произойти. И всякое происходило. Но товарищи, родные люди на земле не валяются, вот сколько хожу, не находила. Можно же как-то оградить родного человека от факта вашего непотребного поведения.
Еще понравился довод моего собеседника: Хочется разнообразия, вот меню в ресторане: сегодня я хочу стейк, а завтра спагетти. Так дорогие мои, у вас половой хуй член тоже, извините, еженощно не меняется в объемах и размерах, давайте смотреть на вещи реально.
Дорогие мужчины, неужели вам так важно обязательно трахать кого-то на стороне? И неужели даже когда ТА САМАЯ любовь, ваш обожаемый нами орган спокойно восстает на любые правильно выпяченные сиськи-попки?
Если да, то я уже ни хуя не понимаю, дорогие товарищи

..Я сидела на корточках, под каштанами, тайком курила Marlboro, незаметно украденную из папиного письменного стола и смотрела в ночное небо....Вы замечали, что небо за городом совсем другое? В особенности, в начале лета. Высокое и необычайно темное, как будто кто-то рассыпал крошки хлеба по черному бархату скатерти...И где я, интересно , видела черные бархатные скатерти?...
До меня долетали чуть надломленные звуки старенького фортепиано, видимо, классические устрицы во льду и сухое вино наскучили моим гостям и они требовали развлечений. Сегодня был мой семнадцатый день рождения, третий день рождения без мамы. Папа постарался устроить все так же, как было при ней - кружевная скатерть, ласковый отблеск свечей на хрустале, дорогое вино...Лишь с той разницей, что вино мне пить уже разрешалось, чем я не могла не воспользоваться, и сейчас, сидя под каштаном, я чувствовала себя чуть захмелевшей, то ли от вина, то ли от дурманящего аромата цветущего дерева... Я чувствовала дым горлом и ноздрями, я курила неторопливо, вспоминала, как всегда курила мама - вот так же, медленно, расщепляя дым на оттенки и привкусы...

Да, сегодня мне хотелось думать о ней, хотя, меня пугало то, что сам образ ее, не лицо, не руки, не летящие платья, а сам образ - уже таял, уже отдалялся, я уже почти теряла его, но все еще держала за тоненькую ниточку взгляда с поволокой, жеста, которым она убирала волосы с лица, того же сигаретного дыма, в котором, как в тумане, она вечно растворялась, сидя в своей комнате и набирая тексты на старенькой печатной машинке... Все, что от нее осталось - пепел, который отец запретил убирать из ее комнаты, мама могла выкурить множество сигарет за ночь, так что пеплом было покрыто все, даже туалетные принадлежности и шкатулки на ее столике... Остались ворохи шуршащих платьев, сотни стоптанных туфель, она любила туфли, но почему-то быстро их изнашивала, объясняя это тем, что у нее неправильная походка...Но походка у нее была правильной - стремительной, чуть порывистой, говорят, дети могут унаследовать походку своих родителей...Я столько раз мечтала о том, чтобы ее походка хоть неясным штрихом отразилась во мне, но ходила я как папа...Я вообще больше похожа на папу, такие же широко посаженные круглые зеленые глаза, категоричный подбородок и непослушная грива темно русых волос... А мама...Она была другой.

Я вернулась на веранду. Папа каждый год отвозил меня за город, в дом, где так любила бывать мама. Я же любила городскую суету, ночные звонки случайных друзей, вылазки, ни к чему не обязывающие разговоры о любви и занятия ею же, не важно где, главное - с нужным и желанным человеком. Хотя не правильно называть \"занятием любовью\" все, что хоть мало мальски связано с сексом. Мне было семнадцать, я никого не любила, мне было просто хорошо от осознания того, что можно слиться с понравившимся человеком и, хоть на мгновение, стать с ним единым целым, секс являлся для меня таинством. и каждый раз он открывался для меня с новой стороны. Я пыталась не потеряться в этой многогранности, и иногда мне казалось, что я просто прячусь за человеком, которому отдаю частичку себя. Прячусь от чего? Ответ на этот вопрос пришел с годами, тогда же я списывала все на безудержную натуру и на наследственность. Я знала, что у мамы было много мужчин, хоть это никогда не обсуждалось в семейном кругу. Знал это и папа...Но у него с мамой были какие-то особые отношения...Да, я вспоминаю, как он на нее смотрел...КАК он на нее смотрел... Ведь она была гениальна. До сих пор об этом пишут в газетах. журналах и говорят по телевидению. Мама была гениальна. Сколько фильмов снято по ее сценариям, не перечесть... И каждый - откровение для меня. В каждом я нахожу ее, маму, себя, папу...Всех нас. Наверное, в этом и заключается гениальность - запечатлеть себя в вечности. Не каждому это дано.
читать дальшеГости уже начинали расходиться, Мохов чинно поцеловал мне руку, его жена еще раз пожелала мне счастья, Лидочка со своим полковником помахали мне из окна машины... На моем дне рождения всегда были только взрослые, и не просто взрослые, а люди, проверенные многолетней дружбой с нашей семьей. Люди, на которых я могла положиться в любой ситуации. Моих друзей не было никогда. Так уж повелось, день рождения считался семейным праздником, на котором дозволено было присутствовать только избранным. С годами это утрачивается, и сейчас, оглядываясь назад, я думаю о том, что все мои дни рождения тогда были преисполнены той значимости, которой теперь я не могу достигнуть, как бы ни старалась.
На веранде остались только я и папа. Свечи догорали. Папа налил нам вина, мы молча подняли бокалы, и он и я знали, за что мы пьем...Мы пили за маму, за то, что когда-то, в самый разгар своей карьеры, она заперлась от внешнего мира в нашем загородном доме, перестала курить и выносила меня. потому что меня так хотел отец. Да, для нее два года стали жертвой...Незаменимых людей нет, а в мире искусства твоя гениальность остается бесспорной только пока ты на виду и пока удивляешь новыми творениями, но как только ты отходишь от станка, твое место сразу же занимает кто-то другой...Так было и с мамой. Через два года, стиснув зубы, она начала все заново...С той лишь разницей, что теперь на Земле была я, хотя маму мое существование всегда удивляло. Она была не из тех матерей, которых за глаза зовут наседками, в ней всегда на столько бушевал дух свободы, что я впитала его кожей, будучи еще в ее лоне, а потом и с молоком. Она любила меня, но любила по своему. Любила не как свое творение и свою плоть и кровь, а как личность, как человека, как душу...И я благодарна ей за это.
- Я подумал, тебе надо немного развеяться...Позади сложные экзамены, ты молодец, ты постаралась на славу...Как насчет небольших каникул? - папа отпил добрый глоток и поставил бокал на стол.
- Ты имеешь в виду, что я останусь здесь до осени? - холодея спросила я, да, я любила деревню. но в маленьких количествах. Я чувствовала, что сойду здесь с ума.
Папа рассмеялся. Ну конечно, какая я глупая. Папа прекрасно знал меня, мои предпочтения и мои радости.
- Нет, конечно, я бы не смог так с тобой поступить. Я останусь в Каштановой бухте, а ты...Ты поедешь в Италию. - Каштановой бухтой мы называли наш загородный дом, вернее, так назвала его мама, когда они с папой впервые сняли его на лето. Потом они его купили.
- В Италию? - я была удивлена.
- Да, там живет мой друг, в прекрасном городе не далеко от Неаполя. Он недавно женился, они отдыхают в домике, не далеко от моря, пригласили нас приехать. Но ты же знаешь, моя работа связывает мне руки - как бы в доказательство сказанного отец развел руками.
- То есть я поеду она - подытожила я. Я пока не знала, как относиться к новости, была немного в смятении.
- Да , ты поедешь одна. Я купил тебе билет, ты вылетаешь завтра вечером.
- Как все быстро... - я все еще была в смятении - Как называется город?
- Дорогая, ты как будто и не рада. Тебе там очень понравится. Это курортный городок-порт, только представь: свежая рыба, омары, итальянская паста, обжигающее солнце и прозрачное море! Город называется Поццуоли.
- Поццуоли... - повторила я, название мне понравилось - как барбарисовая карамелька на языке - Поццуоли... - А твой друг? Я его знаю?
- Нет, ты его не знаешь. Он моложе меня, так что есть вероятность походить по местным ночным клубам - отец улыбнулся. - Он русский, эмигрант. Зовут Константином. А жена у него вообще молодая: то ли двадцать пять, то ли двадцать шесть, думаю, вы подружитесь.
- Жена тоже русская?
- Хм...А вот этого я не знаю, не уточнял, а это имеет значение?
- Да в общем-то, нет...
- Тогда давай выпьем за твое путешествие, которое, как мне видится, откроет тебе много нового...
- Давай! - мы столкнулись бокалами и я залпом опустошила свой сосуд.
- Теперь спать, дорогая.
Я поцеловала отца и внезапно подумала о том, что Поццуоли несомненно должен быть городом поцелуев, у него такое подходящее название. Поццуоли...
Италия встретила меня бесстыжим, ярко палящим солнцем, жарой, наверное, невыносимой, но после дождливых Московских будней я только сладко щурилась, словно котенок, пригревшийся на деревенском крыльце. Я тут же, в аэропорту, приобрела большие солнечные очки в яркой оправе и яркую сумку со смешными принтами. Константин встречал меня с табличкой, на которой красовались мое имя и фамилия. Константин оказался молодым, приятным человеком лет тридцати пяти. Мы сели в машину, и поехали к нему, в машине он расспрашивал про отца, про его здоровье и про работу. О работе я не могла рассказать ровным счетом ничего, но у нас нашлись общие знакомые среди папиных друзей и я подробно рассказывала Константину о них, при этом любуясь видами, пролетавшими за окном.
Константин жил в красивом белом доме. действительно, совсем не далеко от пляжа. Константин показал мне мою комнату, предложил распаковать вещи, а потом спускаться в сад, где они с женой готовились пить чай. Простота комнаты меня удивила и порадовала - просто побеленные стены, никаких обоев, на стенах висели картины, в которых я с удивлением обнаружила подлинники, не репродукции. Мебель была, что называется, экологически чистой - деревянной, не покрытой лаком, от чего в комнате стоял удивительный можжевеловый запах, к которому тонко приплетался аромат моря, солнца и оливкового масла...Я нашла его на столе, в пузатой склянке. Разложив вещи в шкаф, благо их у меня было не так много, я переоделась в легкий белый сарафан и спустилась в сад.
Еще издали я услышала разговор. Кто-то громко и эмоционально говорил на итальянском. Я люблю итальянский. Язык для бурных сцен, ссор и ревности - за которыми всегда следует сладкое примирение. К сожалению, знала я его плохо, так что о чем разговор я понять не могла. Голос был женским - глубоким, певучим, как будто осязаемым. Обогнув угол дома я увидела и обладательницу голоса. Она сидела ко мне спиной, в шезлонге. Я видела только широкополую шляпу и тонкую, смуглую руку, которая то и дело взлетала вверх в различных жестах.
- А вот и наша гостья - Константин широко улыбнулся.
Итальянка обернулась и я чуть не ослепла от широчайшей белозубой улыбки на смуглом лице, ямочки, персиковый румянец, великолепный блеск каштановых глаз.
- Моя жена, Джулианна, можно просто Джули.
Я протянула руку, и тут же оказалась в кольце крепких объятий итальянки, она без церемоний расцеловала меня в щеки. Я была наслышана об открытости и эмоциональности итальянцев, но все же. наверное, немного смутилась.
- Sono molto lieta di fare la Sua conoscenza. - скороговоркой проговорила Джули и я вопросительно глянула на Константина.
- Говорит, приятно с вами познакомиться - улыбнулся он. - Вы не говорите по итальянски?
- Нет...Только по французски и по английски, на итальянском знаю всего лишь пару фраз - ответила я.
- Ну тогда не проблема. Джули прекрасно владеет английским, она год жила в Штатах.
Вот так состоялось наше знакомство. Джули была удивительной. Сначала я не могла понять своего отношения к ней, в ее присутствии я робела, иногда она раздражала меня безудержной болтавней, иногда тяготила затянувшимся молчанием. Но в конце концов я пришла к выводу, что она меня восхищает. И еще - она была чем-то отдаленно, смутно похожа на маму...Чем-то неуловимым, как веяние морского бриза по вечерам, когда мы собирались пить чай в саду. Она, как и мама, любила летящие платья, шляпы, но не курила, и постоянно ругала за это меня, с упреком отбирая у меня сигареты, но быстро сдавалась, когда я слезно просила вернуть их обратно. Если возможно охарактеризовать человека одним словом, то словом Джули было \"улыбка\". У нее была изумительная улыбка - широкая, живая, блистательная. И еще она умела смеяться глазами - я больше не встречала таких людей, которые вот так, могли бы, абсолютно не меняя выражения лица, улыбаться глазами.
Меня смешила ее дивная смесь итальянского и английского. Она тараторила, будто боялась куда-то опоздать, и сама не замечала того, что постепенно совсем переходила на итальянский, мне приходилось мягко, ладошкой накрывать ее спелые губы и смеясь просить:
- English, please!
Да, мы подружились. Даже больше - я чувствовала, что Джули чувствует меня. Иногда она брала мою руку в свою и начинала то гладить ее, то сжимать...И мне казалось, что между нами происходит невидимый диалог, диалог, значение которого я пока не осознаю...Еще я думала, что Константин рассказал ей, что я не так давно лишилась матери, и таким вот своеобразным способом Джули меня жалела, соболезновала мне, давала мне совет...Но вслух о моей матери мы никогда не говорили.
Ночью, накануне своего отъезда домой, я проснулась от быстрых, холодных рук на своем теле. Я открыла глаза и в свете луны увидела смеющуюся Джули, которая старалась меня разбудить. Я впервые видела Джули с распущенными волосами, обычно она всегда стягивала их в пучок на затылке. Сейчас она стояла передо мной в льняной тунике чуть выше колена, с копной мелких кудряшек, создававших будто бы ореол вокруг ее головы. Или нимб.
- Что случилось? - испуганно спросила я.
- Silenzio! - Джули закрыла мне рот рукой. - Andiamo! Tempesta!
- Я не понимаю!
- Тише! Пойдем скорее! На море начинается шторм, ты должна это увидеть!
Мы босиком сбежали к пляжу по тропинке. Море было беспокойным. Было удивительно тепло, теплый ветер рвал мою ночную рубашку на части, но я была в диком восторге. Говорят, необузданная стихия всегда вызывает страх и восторг. Но страшно мне почему-то не было. Наверное потому, что я верила Джули. Я знала, что она местная амазонка, она знала, что делала, и с ней мне было спокойно. Тем временем Джули остервенело сорвала с себя тунику и осталась нагишом. Я не успела ничего ей сказать, как она бросилась бежать и вонзилась точеным телом в бушующее море. Сквозь бешеный шум волн я слышала ее громкий смех и...песню. Джули пела песню. Я смутно различала ее темную головку, качающуюся на волнах. Я не осмеливалась последовать ее примеру, но ее восторг передался и мне. Я бегала по берегу, распластав руки, словно птица и орала...Орала не своим голосом, мне было удивительно хорошо...Только потом, дома, анализируя все, что случилось, я поняла, что кричала: \"Мама!\"... Наверное в ту ночь, я впервые дала боли выйти из своего тела, из своей души...Когда я успокоилась, волны шумели уже на столько сильно, что ни смеха, ни пения Джули слышно не было. Я попыталась отыскать ее глазами, но никак не могла ее увидеть. Мне стало жутко...Сердце в груди трепыхалось, словно рыба, выброшенная на берег. Страшная мысль, которую я пыталась отогнать, все четче проступала в мозгу и отдавалась мурашками по всему позвоночнику.
- Джули! - закричала я - Джули! Джули! - я кричала долго, голос срывался на хрип, по лицу бежали слезы. Обессилев, я упала на колени в мокрый песок и закрыла лицо руками.
Кто-то коснулся моего плеча, я подняла глаза и увидела ее. Она стояла, мокрая, нагая, в свете луны и улыбалась.
- Perché sei triste?
Я не ответила, поднялась и крепко обняла ее. Она вцепилась в меня и мы обе расплакались. Она гладила меня по волосам и шептала на ухо какие-то итальянские слова, а я плакала в ее холодное и мокрое плечо, я плакала и мне было так хорошо...Хорошо от того, что Джули здесь, что я в Поццуоли, что этот ветер, эти волны, что все вот так...Что я обнимаю ее, а она обнимает меня...
- Ti amo!
- Я тоже...Я тоже тебя люблю - отвечала я.
А потом...А потом я не знаю, как все произошло, но ягодные, спелые губы оказались на моих губах, тонкие смуглые руки сомкнулись на моей шее, вкус моря на ее губах, соль, запах смол и оливок в ее волосах... Она целовала меня. И, почти умирая, я поняла, что подставляю ее губам свой по-птенячьи раскрытый рот и отвечаю, отвечаю, отвечаю на ее поцелуй... И я поняла, что вот он, мой самый первый поцелуй...Что все, что было до этого, были не поцелуи а бессмысленные попытки... Я обняла Джули и почувствовала, что она вся дрожит...Мы взялись за руки и пошли к дому.
Спасть не хотелось. На следующий день, в десять утра, самолет должен был унести меня обратно в мою трезвую, скупую на эмоции Москву...Я положила голову на колени Джули и она мягко гладила меня по голове.
- Знаешь, как умерла моя мама? - вдруг сказала я.
- Nò - осторожно ответила Джули.
- Она перерезала вены, покончила с собой, - я впервые произнесла это спокойно. Я впервые сказала это вслух. Я впервые осознала это где-то в глубине себя самой.
- Perché? Почему? - тихо спросила Джули.
- Я не знаю...Наверное, потому что она устала жить...Она была другая, не такая как все, понимаешь?... Наверное, это сложно, быть не такой как все...
Мы просидели в саду до рассвета. Джули рассказывала мне о море, о своих братьях и сестрах, о том, как познакомилась с Константином и какая у них была свадьба... Потом я пошла собирать вещи, потом мы завтракали, Константину мы ничего не рассказали о своей ночной прогулке. Потом мы тепло попрощались, договорившись, что теперь мы ждем Константина и Джули в Москве, в гости. Ненавижу прощания. Но тут я не собиралась плакать, так как знала. что обязательно увижусь с Джули и с Константином. Если не приедут они, то я следующим летом обязательно приеду снова. А Джули прощалась очень эмоционально. Она не скрывала слез, то и дело обнимала меня, не давая сесть в машину. Напоследок, она вручила мне маленькую морскую раковину, со словами:
- Ricordati qualche volta di mé...
Я вопросительно посмотрела на Константина.
- Она говорит, чтобы ты иногда вспоминала о ней - ответил он. Я улыбнулась, обняла Джули и заверила. что мы обязательно скоро встретимся и попросила ее не плакать, потому что мне тяжело было так уезжать...Она перестала.
Дома, я прикрепила на стену открытку с видами Поцуоли и жирным маркером приписала снизу: \"Поццуоли - город поцелуев....\"
Через два месяца Константин прислал нам письмо о том, что Джули утонула. Был шторм, а она, по своему обыкновению, пошла купаться. Утром на берегу нашли ее шлепанцы и ночную рубашку...

Здравствуй, дорогая Вселенная, наблюдающая за мной, берегущая меня и, наверняка, потешающаяся надо мной. Порой.
Пишу тебе я, абсолютно непонятное самой себе существо, двадцати трех лет отроду, то есть находящееся в возрасте, в котором принято многое о себе понимать, знать, верить себе и знать, чего же ты хочешь. Ради чего все эти метания, неспания и возлияния спиртных напитков, курения на темном, тихом балконе, любования небом, до залипания, до зависания, как перегревшийся компьютер.... Помнишь, Вселенная, когда-то я просила тебя убрать невыносимые страдания из моей темной комнаты с кучей потайных дверей, которую принято величать душой? Так вот... Спасибо тебе, ты нажала кнопочку Delete, подтерла мягким ластиком, сделала Backspace и Save... Только знаешь... Только знаешь мне не стало лучше. Я с твоей помощью загнала все негативные эмоции в чулан, заперла его на тринадцать кованных замков, выбросила ключи в мутную реку подсознания. Но вместе с негативными, ушли и остальные: их больше нет, уже давно. А вместе с эмоциями ушла проза, которую я так любила, которую вынашивала и скорее бежала домой: выплеснуть, стряхнуть, освободиться. Еще вместе с эмоциями ушло ощущение близкой развязки, что вот, совсем скоро, совсем сейчас произойдет что-то такое, ТАКОЕ, Т.А.К.О.Е..... И ничего не происходит.
Я не умею влюбляться, дорогая Вселенная. Находясь на пути к человеку, я верчу головой в поисках отступов, путей к побегу, и всегда их нахожу. Я не разрешаю себе влюбляться, а любить и подавно. Мы с тобой заковали меня в горбушку, моя броня закалилась и покрыла всю меня, а мне так хочется хоть немного уязвимости...
Теперь к конкретике. Дорогая Вселенная, о любви я пока молчу, пока слишком рано нам с тобой говорить о любви. Давай сделаем так чтобы я не боялась, чтобы я шла, не выискивая стекол под ногами, чтобы я не отводила глаз и не прятала губ. Давай ты приведешь в мою жизнь хорошего аналитика, психотерапевта, который смог бы со мной общаться и мне помочь разобраться в том, на что я просто закрываю глаза.
Еще я хочу энергии - здоровой, чистой энергии, чтобы меня хватало на все задумки и планы. Еще хочу чтобы нашелся кто-то и напечатал мою книгу, ты же знаешь, она хорошая. Еще хочу дописать вторую, она будет хорошей, она уже на пути к тому.
А еще, Вселенная, ты знаешь мои сложные отношения с деньгами. Так вот... Давай пошлем мне интересные и прибыльные подработки, ты же знаешь, я умница, я очень много чего умею....
Привет тем, кого рядом нет, но кто всегда рядом. Привет тем, кто захлопнул двери за моей спиной - не волнуйтесь, я не вернусь. Привет тем, кто рисует мое имя ручкой на полях ежедневника... Я все знаю.
Спасибо, что выслушала. Жду.

я в реабелитационной клинике, мой психиатр порекомендовал мне писать, потому что мне проще написать, чем сказать вслух. сегодня он попросил меня написатть про любовь. делать все равно нечего, поэтому я перевела текст на русский для дневника
... Когда тебя долго-долго отучают от любви, отлучают от нее, как нашкодившего щенка или котенка тычут носом в лужу... Умные щенята и котята перестают писать не там, где надо. А некоторые котята перестают писать совсем.
Котенок растет. Он весел, умен, красив, пушится в нужных местах и на вид совсем не бракованный. Но он не писает. А писать котенку жизненно необходимо.
Когда ты много раз влюбляешься до неврологички, коликах в животе и бездумное кружение по городу, когда виски взрываются и ты держишь голову обеими руками, чтобы ее не разорвало - тогда постепенно срабатывает внутренний инстинкт самосохранения. Щелкает предохранитель, и на твое сердце надевается толстый-толстый презерватив, как те, что предназначены для неестественного секса в анальное отверстие. Постепенно тебя отпускает, приходит здоровый похуизм, приходит немного циничное отношение к жизни, которое случайные знакомые ошибочно путают с самоиронией и здоровым чувством юмора, и в глубинах неизвестного мира-подсознания зреет огромным арбузом категоричный постулат:
- Нахуй надо!

И ты не влюбляешься. Живешь ровно, дышишь тоже ровно. После секса моешь ноги и интимные места в чужом душе и едешь домой. Чтобы не дай Бог не обняли под утро, чтобы не дай Бог не поселили в душе, которую ты прячешь в семи кованных сундуках, надежду на то, что можно засыпать, дыша кому-то в ямочку над ключицей. Усмехаешься на слезные истории подружек, сидишь эдакой мудрой совой и на все у тебя есть ответ. Все вокруг восторгаются: Какая мудрость! И ведь не единой слезинки, ни единого стона, ни единой бабьей дури в голове. А просто ты запретила себе слезы и стоны давно, когда пообещала миру что больше не станешь засыпать на грязном полу холодной кухни, прилипнув мокрой от слез щекой к линолеуму.

И дело даже не в тех мужчинах, которые не смогли тебя вынести на своих хрупких плечах, это не они, это ты сама сделала себя манекеном. И дело даже не в смсках другой, узколицей и длинноволосой, которая, сама того не зная, похитила твое хрупкое счастье и растоптала его своими острыми шпильками. дело не в том, что тот, кто обещал тебе мир, даже не удосужился собрать чемоданы, но удосужился пригласить тебя на свою свадьбу. Били всех и по всякому, убивали, сжигали дотла, как деревни в войну, танцевали степ на могилах и поливали дерьмом и лубрикантами.... Ты не одна такая.
Так какого же хрена ты сдаешься? Какого хрена не подпускаешь к себе никого, даже тех, кто не просто стучится в твое сердце, кто грохочет барабанами у железной двери твоей души? Какого хрена ты так боишься, что даже не в силах признать свой страх и вступить с ним в мирные переговоры на тесной кухне, под стаканчик горячительного и обжигающего глотку?...

Котенок не может не писать. Котенок не правильно выучил урок, но он не может не писать. Потому что на каждую тьму есть свет, потому что на каждое НЕТ есть ДА, потому что на каждую тварь есть пара, это законы жизни, хватит жить по законам Forsters.
\
.

Не спится. Не могу никак уснуть. Задремала, приснилось, что мой лорд умер. Рыдала. Сейчас сижу на полу и плачу. Что я буду без него делать? Почему нам так долго ничегг не говорят о нем? Может пока я это пишу он уже...

Он в реанимации, к нему не пускают. Его бывшая жена говорит, что это уже 3 инсульт у него. Он никогда не говорил, что у него проблемы с сердцем. Боже, пусть с ним все будет хорошо. Я не переживу, если оно будет не так.

Сидим тут возле палаты, его жена с сыновьями и я, совсем одна... Поддержите меня, а?